– Не говори ничего, хорошо? – тихо сказал Сергей и положил руку на лоб – лоб, естественно, почти горел. – Это я – я пришел. Правда, поздно… Но ничего, теперь все равно все будет отлично…
Горячие губы опять что-то прошептали – сильнее и с надрывом, как будто Аника очень хотел, чтобы его услышали. Тело сразу сотряслось в хриплом надрывном кашле…
Сергей смочил кусок платка теплой водой из фляги и успокаивающе положил на лоб парню, потом нагнулся – низко, ухом к самому рту: «Ну, только коротко…»
– Они заб-брали ее, – коснулось уха горячее дыхание. – П-прошу… о-очень…
– Я знаю, – нахмурился Сергей.
– …найди, – закончил Аника и обессилено замолчал.
– Обязательно, – мрачно пообещал Сергей.
Неожиданно парень приоткрыл глаза и начал моргать, пытаясь сфокусироваться на лице Сергея. Сухие губы опять начали шептать…
– Я уже сказал, – опять наклонился Сергей – вот же елки-палки, как же его успокоить? – Найду. Не разговаривай.
– С-сейчас, – донеслась горячая молитва. – Пока не уш-шли далеко…
Сергей молчал, вглядываясь ему в глаза. Боже, как же ты ее любишь… И как же тебя вытащить отсюда?
– …погибнет, – продолжал Аника, пытаясь разглядеть его лицо. – Она не будет ж-ждать долго… Не потерпит… от них… уб-бьет себя, я знаю…
«А ведь это может оказаться правдой, – подумал Сергей, глядя в пылающие глаза парня. – Лара не из тех девушек, которые смогут подчиниться, и терпеть над собой насилие…» Боже, что же делать? Потерпи, девочка, выдержи… Я вернусь за тобой. Сразу, как только вытащу Анику…
Сухие руки в нечеловеческом усилии приподнялись и рывком схватили за ворот Сергея:
– Найди ее! – он, наверное, кричал. Но слышался только звонкий шепот. – Найди…
Потом обессилено упали назад: «Будьте вы все прокляты…»
Он некоторое время лежал, приходя в себя, тяжело вздымалась и опускалась грудь – Сергей обескуражено смотрел на него. Нагрудный платок сразу пропитался насквозь и почернел от крови. Затем снова открыл горящие глаза и вдруг тихо, но совершенно внятно сказал:
– Я никогда тебе не прощу, если она умрет. И ты не донесешь меня до людей.
Спокойно так сказал. Страшно. Без всяких эмоций. И закрыл глаза. И была в этом спокойствии холодная констатация факта. То, что будет на самом деле…
Сергей сидел и смотрел на него. Смотрел и сидел. Он не поражался и не удивлялся, не обескураживался и не восторгался – он знал это и раньше. По себе самому. Нет на свете ничего, что могло бы не только сравниться с этим – даже просто стать рядом. Ничего, что смогло бы показать – хотя бы похожий уровень жертвенности и благородства, не– самолюбия и анти– эгоизма, готовности к потерям и нечеловеческому терпению. Чем чувство той самой любви. Настоящей любви. О которой очень много говорят, вроде бы даже все знают, но очень мало – чувствуют…
– Ты сможешь спустить тетиву? Здесь воют гиены.
Аника сразу открыл глаза и разлепил губы:
– Конечно… – показалось, даже шепот стал тверже. – Не бойтесь за меня, я смогу, я запросто…
– Только попробуй мне умереть, – сказал Сергей, вставая. – Найду и надеру задницу. Не сомневайся.
Анкика даже улыбнулся. Впервые за этот долгий несчастный день…
Сергей оглянулся вокруг, и нашел второй арбалет. Дальше за камнями – еще один. Опустился на корточки, взвел все три, и аккуратно разложил рядом с рукой парня. Так же аккуратно распределил стопку стрел и длинный меч – Аника молча смотрел на него. Сергей ободряюще улыбнулся, вытянул руку, и глубоко залез в далекий внутренний карман…
«…Мало ли, что, – сказал мудрый старый Габ. – Пусть будет… Чтоб мне поспокойней было…»
Спасибо тебе, отец. Спасибо за все…
Он извлек маленький плоский пузырек и оценивающе посмотрел на просвет. Потом повернулся к парню:
– Потерпи. Я поменяю повязку.
Снял набухший от крови платок и задумчиво уставился на воспаленную рану. Потом вздохнул, опять обработал ромом, и, сощурившись, влил добрую половину плоского пузырька. Сине-черно-красная рваная жуть зашипела и покрылась пеной, как от перекиси водорода, – Аника глухо застонал и сморщился от боли.
– Потерпи, уже все почти…
Он осторожно наложил чистый платок и опять крепко-накрепко перебинтовал. Затем положил флягу с водой, бутыль с остатками рома и аккуратно поставил рядом пузырек:
– Половину выпьешь утром. Остальное – к исходу дня…
– Спасибо, командир, – на него смотрел благодарный взгляд. – Простите меня, не сдержался, крыша едет от горя…
– Это ты меня прости, друг, – Сергей разогнулся и поднялся на ноги. – За то, что вы были одни…
Он резко развернулся и быстро пошел по степи – на восток, прочь от заходящего солнца. Направление не надо было искать – в горькой траве отчетливо выделялись следы копыт лошадей. Чужих лошадей…
– Говоришь, что это было именно так? – магистр наклонился вперед и сцепил руки на столе. – Маркиза убил наемник, которого называли Сватом?
– Именно так, ваше священство, – Глуск оглянулся на двух охранников-верзил у дверей и украдкой смахнул со лба пот…
Он боялся, он очень боялся – он с детства был наслышан об этом месте. Огромном черном замке, где толстые железные двери скрывают просторные подземные пещеры и гроты, целые мили скальных переходов и бездонных колодцев. Где в каменных мешках истошно вопят обреченные жертвы, где длинные коридоры по ночам отмываются от крови, а дно колодцев сплошь усеяно гниющими трупами, в которых копошатся трупные клопы и черви… Где по ночам в свете факелов танцуют воздушные бесноватые тени – всегда под смертельно-безумные вопли тех, из которых ленивые скрипучие барабаны вживую вытягивают жилы… Где под сводами гнездятся глазастые упыри, от которых тот – кто не умеет хранить слово, еще ни разу не смог спасти свои глаза и уши, и язык…