– Здравствуйте, – Листок поводил фонарем слева направо – в тесной трубе им навстречу поднялись люди. – Сколько вас?
– Двадцать шесть человек, не считая детей, – вперед выступил плотный пожилой мужчина, наверное, старший. – У нас есть свое оружие.
Листок опять вздохнул. Уставшие лица, воспаленные моргающие глаза, мешочки и узелки за спинами, небритая щетина у мужчин, и грязные разводы от слез у женщин – внизу выглядывают любопытные мордочки детей… Некоторые сжимали в руках винтовки. Они проделали долгий путь. И искренне верили, что не зря…
– Хорошо, – он обернулся назад, к другу: – Проводи их на запасную базу, доктор. И скажи, чтоб накормили.
– Конечно, – маленький доктор призывно махнул рукой: – За мной. По одному, здесь тесно…
Те, кто успел уйти и выжить – потянулись к своим. В те места, куда еще не успела добраться глобальная подавляющая машина глубоких рейдов и погромов. Тайными дорогами и тропами, огибая опасные просматриваемые пустоши и сканируемые моргами леса, они пробирались в другие города и поселки, заставляя опасно накаляться и без этого натянутую до предела обстановку глубоко затаившегося, чуть дышащего подполья…
– А вы откуда? – Листок удивленно оглядел последних, держащихся несколько обособленно – профессиональный взгляд сразу выделил какое-то несоответствие. Кажется семья, высокий загорелый муж и печальная жена, за ними спрятался испуганный маленький мальчик. – Вы тоже из Огневицы?
– Оттуда, – кивнул головой старший – он терпеливо ждал, пока мимо пройдут все остальные. – Только не из наших. Это Оггиен, его все у нас знают, он кузнец, из города…
– Понятно. Только странно, что семья. Что встали? Не задерживайтесь, – Листок задумчиво сощурился им в спины, привычно теребя рукой подбородок…
Это был уже шестой случай. И это, хоть и оказалось полной неожиданностью для всех – все-таки говорило о тенденции. К ним потихоньку потянулись люди… Простые люди. Простые, «замкнутые равнодушные» жители городов. До этого – не желавшие даже слышать о «кротах», и приходивших вместе с ними проблемах. Самые обычные простые люди… Иногда даже, несмотря на запрет «Затворы», объединявшиеся в семьи.
Печально-кровавая проваленная операция, нескончаемо увеличивающаяся волна арестов, погромов и бед – как будто затронула и колыхнула людей. Как будто порвала какую-то ниточку, которая столетиями удерживала на глазах у людей – какие-то специально поставленные шоры.
Нельзя недооценивать людей. Нельзя думать о всех – плохо. Но обстановка выходила из-под контроля. Никак не получалось глубоко затаиться и переждать. Хоть победное возмездие, и свирепость властителей, моргов, родеров и босков – и достигла наивысшего предела…
– Да… Одни камни, – Сергей остановил коня на взгорке и, прикрыв глаза от солнца, привычно осматривал местность. – Даже взгляду не за что зацепиться…
– Поэтому ее и называют «каменной»… – Аника с девушкой тоже придержали лошадей рядом – парень начал поправлять постоянно съезжающий на бок, мокрый от пота, мешок. – Горцы говорят: однажды, более тысячи лет назад – здесь столкнулись между собой великаны Гефокол и Арзарей…
Огромную степь с выжженной солнцем полынью, которая даже не сдерживала взметающуюся ураганчиками пыль – лишь изредка вспарывали отдельные пальцы утесов и скал, да всюду разбросанные дробленные валуны и камни. Да здорово припекающее сверху солнце…
– Вперед. Надо до полудня найти хоть какое-то укрытие.
Трое уставших путников, поднимая за собой плотную завесу пыли, пришпорили лошадей вниз по склону.
Они были в пути уже почти две недели. Усталость от непривычки, ломота костей и мышечная боль у Сергея притупились, тело стало более сухим и выносливым, и теперь только постоянный недостаток воды и дров наводили раздражение и ропот… Они бы, наверное, давно были у Нагорной гряды, если бы постоянно не сбивались с пути в Ассане, и если бы не задержались на два дня в Брахма-Гуте…
…Сам город не произвел на Сергея сильного впечатления – он ожидал нечто подобного. Бурное, непланируемое развитие всегда порождает беспорядок в постройках, архитектуре и жизни; огромный белокаменный дворец может соседствовать с разваливающимися соломенными хижинами, а центральная городская площадь сплошь заставлена временными сараями и хибарами. Своя особая ночная жизнь, бурлящие страсти, громкие беды потерь и банкротств, а также враз падающее на головы других «везунчиков» богатство – порождали свой непохожий стиль отношения к жизни. Где никто не может понять слово «помоги» или «сделай милость»… Здесь все только покупается или продается. Здесь нет помощи или взаимовыручки. Здесь нет прощения. Здесь каждый сам за себя.
Не очень впечатляющий днем – ночью город преображался. Всюду горящие факела и специальные костры, закрытые колпаками свечи и «светляки-головни», залпы и фейерверки – несмотря на смог дыма и копоти, заставляющий некоторые улицы плыть в сплошном тумане, – производили неповторимый и очень запоминающийся эффект. Естественно, быстро убеждающий – очень хотящего в этом убедиться обывателя, – что это и есть его единственный, покрытый удачею, шанс… «Слушай, Лобаз прошлой ночью взял всю „меру“, и сегодня сам городской глава подтирал ему задницу, – горящий взгляд профессионального „живца“ у таверны, и трясущийся подбородок попавшегося на удочку „лопуха“. – А в „Крикливом…“, это каждый дурак знает, ни один новичок не уходил без выигрыша…» «Это потом ужо, некоторые остолопы не могут остановиться, – тут же вставлял через плечо другой. – А первый раз!..»